Трубадур своей эпохи

Он мечтал под занавес сыграть «Короля Лира» и «Перед заходом солнца». Судьба распорядилась иначе: она опустила его театральный занавес раньше, чем он ушел из жизни, и две великие роли остались несыгранными. С судьбой не спорят. Он и не спорил - тихо отошел в тень, словно король Лир, отдал свое королевство другим: царствуйте! Солнце его заходило тихо, он долго болел, не смог в декабре прошлого года присутствовать на юбилейном вечере по случаю собственного восьмидесятилетия. Он умер - и опустился занавес его эпохи. Не только театральной - исторической. Он был человеком истории: в шестидесятые годы его лицо смотрело с киноэкранов на всю огромную тогда страну, и он был «наш современник». Теперь то время кануло в Лету, и он, один из его героев, покинул эти подмостки. Можно было бы продолжить: его театр окончен, и последние театральные лампы погашены. Но это не так. При всей жестокости театральной судьбы, которая может происходить только «здесь и сейчас», что-то все-таки остается на сцене и после того, как ее покидают. «Вы снова здесь изменчивые тени», - пела Алиса Фрейндлих в спектакле «Люди и страсти». Изменчивые тени и воздух сцены еще долго хранят память об ушедших.

Его юбилейный вечер показал, что присутствие Владимирова на ленинградской сцене не заканчивается со сроком его жизни, когда на сцену один за другим выходили актеры его театра, когда сцены из спектаклей сменяли друг друга, - у многих зрителей стоял комок в горле и многие понимали: у нас была счастливая эпоха. Мы словно еще раз задним числом уже осознали, как были счастливы в его театре все эти годы и десятилетия, какая там была потрясающая, неповторимая атмосфера, какие там сияли лица и какие звучали голоса!.. Сегодня, когда другие режиссеры сочиняют на его подмостках и с его актерами свой театр, из темноты кулис непостижимым образом будто звучит его голос.

В двери стучится XXI век, и наверное, новые спектакли в уютном желто-белом здании бывшего Купеческого собрания на Владимирском будут сложнее, изощреннее: появятся новые сценические технологии, что-то придумают со звуком и светом, изменится актерская игра и даже откроют новые чувства... Но музыка и свет, сердечное тепло, артистическая прелесть и легкое дыхание его «старомодных комедий» навсегда останутся в памяти этой сцены.

Сюда придут другие ЛЮДИ и другие СТРАСТИ, но его актеров и учеников мы еще долго будет узнавать по повадке: эти вечные «бременские музыканты», которых он навсегда научил любую драму прикрывать очаровательной улыбкой, и чей неискоренимый эксцентризм догонит и ущипнет простодушную лирику. В его актерах нет вальяжности и академизма, в этом смысле им не грозят известные болезни театральной старости: кажется, они играют не только на сцене - расстели перед ними коврик на любой площади или в переулке - враз пройдутся колесом, возьмут гитару, трубу, флейту (что окажется под рукой) и споют. Они вечные трубадуры и вечные дети, и надо было видеть, как гудел их артистический улей на его восьмидесятилетии, какая это была - не светская тусовка, не толпа, но артистическая семья, братство. Они называли его Отцом всегда - даже когда он ушел из театра и их судьбы уже от него никак не зависели.

Героиня Алисы Фрейндлих в его давнем спектакле «Варшавская мелодия» говорила: «В вине главное не вкус, а послевкусие». Игорь Петрович Владимиров был замечательным театральным «виноделом» - послевкусие его спектаклей - и просто его присутствие на ленинградской сцене мы будем ощущать еще очень долго.

Он был большим и красивым человеком. Эпоха примеряла на него генеральские погоны, разные начальственные мундиры, особенно в кино. Таким образом эта эпоха как бы себя облагораживала. Но его истинные герои были - и это помнит сцена на Владимирском проспекте - Левша, Трубадур, Гаев в «Вишневом саде».

Владимиров не продал и не проиграл свой «вишневый сад», не пустил его под дачные участки. И сегодня, уйдя из жизни, он не оставил свой театр пустынным и осиротевшим. Там продолжается жизнь, звучит музыка, по вечерам зажигаются огни. Послевкусие его театра - на губах его актеров и зрителей, его эхо, даст Бог, будет жить долго, покуда на сцене бьются сердца его учеников.


Ольга Скорочкина, «Невское время», 23 марта 1999